 |
|
Я так мало знаю о своих родителях, что даже порою становится чуть стыдно. И то немногое, что знаю, вдруг захотелось записать…
Мама моя, Мария Антомоновна Аверкина, родом из Курской области, родилась близ г. Камышина, Обояньского района. Отца своего мама не помнила, он погиб в годы гражданской войны. Мать помнила смутно: знала, что звали её Натальей, и что она была очень рыжей, вся в веснушках.
Наверное, это прабабушка передала всему дальнейшему роду этот ген рыжины… Веснушки и родинки передались и мне, и моему брату Анатолию (хотя отцы у нас были разные), и моим детям: сыну и дочерям.
Бабушка Наталья умерла от голода в 1935 году, когда маме было всего 5 лет. Мама осталась со своей сводной сестрой Матрёной (Мотей), которой в ту пору было 13 лет.
В стране разруха, голод… Как выжили девчушки, просто непонятно. Ходили по деревням, просили подаяния. Ели мёрзлую картошку и лепёшки с отрубями пополам с крапивой или лопухом. Люди добрые помогали в беде, чем могли, но порой и самим есть было нечего.
Когда тёте Моте исполнилось 15 лет, они с мамой уехали в Донбасс к двоюродной сестре отца, тёте Марусе. Тётя Маруся была замужем, мужа звали Васей, но своих детей у супругов не было. Дядя Вася был мастером на все руки: плотничал, сапожничал, мог всё сделать своими руками. И хотя университетов он не заканчивал, между собой соседи прозвали его профессором. Он был умным человеком, на всё имел своё мнение. Любил пофилософствовать и часто со мной беседовал, когда я приезжала на каникулы из института. Единственный его недостаток – любил выпить.
Девочки стали жить у дальних родственников. Мама почему-то вспоминала толпу пленных немцев, которых пригнали на работы в Донбасс. Наверное, потому, что один из них угостил её шоколадом, до этого она его никогда не ела. У некоторых из них были губные гармошки. Немцы строили в шахтных посёлках дома. В одном из таких, построенных немцами домов, и прожили потом тётя Маруся с дядей Васей всю свою жизнь. Дома эти были добротные , с водопроводом, ванной, печным отоплением и собственным котлом для горячей воды. Даже в шестидесятые, когда горняки жили в переделанных под жильё бараках, жителям этих хором слегка завидовали. Дядя часто вспоминал немцев добрым словом и говорил, что дома построены на совесть.
Девушки пошли работать. Тетя – на шахту, мама – в детский садик. Работала там прачкой и нянечкой одновременно.
У тёти там работала поваром подруга, вот и помогла определиться маме с работой. В молодости моя мама была очень красивой девушкой: среднего роста, стройная, сероглазая, миловидная, с тёмно-русыми волосами до плеч, правильными чертами лица, да и фигурой природа не обидела. Парни засматривались на неё.
Раньше, даже в пору моего детства, при Дворцах культуры и отдыха были летние танцевальные площадки, где по выходным дням играл духовой оркестр. Эти площадки с оркестрами просуществовали в Донбассе вплоть до семидесятых годов .Здесь всегда было многолюдно. Из кино поток народа двигался к летней эстраде, где звучали вальсы, фокстроты, польки.
В один из таких выходных мама и познакомилась с моим отцом - Владимиром Емельяновичем Ярошенко. Отец в то время учился в ФЗУ(фабрично-заводское училище) и приехал в Алчевск из Житомирской области (с. Старый Солотвин).
Владимир был прекрасно сложен: высокий, косая сажень в плечах, темноволосый, чернобровый, сероокий, одним словом – красавец. Для мамы это была любовь с первого взгляда, не знаю, как для отца. Отец стал ухаживать за мамой. Молодые люди полюбили друг друга, но отцу предстояла ещё служба в армии. Он был младше мамы на три года.
Жили у тёти Маруси, расписались, а тут тебе и армия да на целых три года. Это было тяжёлым испытанием для обоих. Я родилась, когда отец служил. Мама с сестрой перебрались поближе к месту работы и снимали комнату в доме, который находился рядом с детским садом, где работала мама. Тёте тоже отсюда недалеко было ходить на шахту №25. Транспорта тогда никакого не было, это потом появились автобусы и троллейбусы.
Детский сад на шахте №4 или «на четвёртой», как говорили в народе, я хорошо помню. Помню и дом, где жили мама с сестрой, мама мне его не раз показывала. И сейчас, бывая на родине, в Донбассе, проезжая ми-мо этого дома и этого садика (они ещё сохранились), меня охватывает какое-то щемящее чувство.
Мама, как она мне рассказывала, хранила верность отцу. Ни на какие танцы не ходила, работала на двух работах в садике - прачкой и нянечкой. Стирать нужно было вручную, в лучшем случае - на стиральной доске, никаких машин тогда не было и в помине. Конечно, сильно уставала.
По выходным иногда ходила с тётей в кино. Переписывалась с отцом и ждала его возвращения из армии. У мамы была подруга Зоя, которая меня крестила и доводилась маме кумой (как принято говорить на Украине). Очевидно, мой отец Зое нравился, и она втайне завидовала маме.
И вот отец отслужил и возвращается в Алчевск. Но по пути домой каким-то образом попадает к Зое (она жила недалеко от остановки). Проводит там ночь и наутро идёт к маме. Что там Зоя ему наговорила, остаётся «тайной, покрытой мраком».
По возвращении отца из армии, мне было три года. Я его, естественно, ни разу не видела в своей жизни. Но в памяти из тех далёких лет всплывает смутный эпизод: меня зовёт к себе незнакомый мужчина, а я с плачем убегаю от него к маме, прячу лицо в складках её платья и реву…
Отец ссорится с мамой, обижается, что я его не признала, разворачивается и уходит. Через три дня он уезжает к себе на родину. Мама очень страдала, она любила отца и не ожидала такого поворота событий. Для неё это было страшным ударом судьбы. Особенно её поразила предательская выходка Зои. Вот тебе и подруга…
Долгое время мама от всего этого отходила, плакала, переживала. Тётя ей и говорит:
- Машенька, ты же ему законная жена, вы расписаны. Бери Надечку и поезжай к нему домой.
Так, с лёгкой руки тёти, мама отправилась в дальнее путешествие. Что значит такой переезд для молодой женщины с ребёнком, я себе отлично представляю, так как не раз приходилось ездить с маленькими детьми к себе на родину, на Украину. Сейчас я, пожалуй бы, уже не отважилась на такое путешествие, да ещё и одна с ребёнком…
Приехала мама туда, где о ней никто ничего не знал, и где никто её не ждал. Володя тем временем, как и подобает молодому «парубку», первому «хлопцю» на деревне, ходил по клубам, встречался с девушками. О том, что в Донбассе он женился, и что у него есть ребёнок, он никому из родных не сказал.
Нужно отдать должное его родным: отцу - Емельяну Маркияновичу, маме - Мотре Ивановне, старшей сестре - Таисии Емельяновне. Все они в один голос заявили, чтобы он возвращался в семью. Но Владимиру характера было не занимать, сказал родным, как отрезал:
- Что хотите со мной делайте, но жить с ней не буду!
Родственникам отца мы с мамой понравились. Маму называли не иначе, как «Машенька», а меня не спускали с рук и говорили, что я «вы-литый Володька». Мама погостила три дня и, видя, что супруг не собирается менять своего решения, поехала обратно домой. С тётей Таисой, старшей сестрой отца, мы с мамой всю жизнь поддерживали отношения.
И сейчас, когда мамы уже нет на свете, мы с тётей поздравляем друг друга с праздниками, обмениваемся посылками, звоним и изредка пишем письма друг другу. Пять лет назад тётя приглашала меня в гости, и я ездила ненадолго.
Вот и сейчас зовёт в Киев, где она живет у сына. Тете уже 82 года. Возможно, летом я и отправлюсь в Киев...
На этом история любви моих родителей не прервалась, было и продолжение.
Отец женился, как и хотел, на женщине образованной (мама закончила всего 2 класса). От этого брака у него родилось трое сыновей и две дочери. Отец с новой семьёй жил в Житомире, но что-то в семье не складывалось. Вроде бы, и работал прорабом, и дом – полная чаша, и жена –музыкант… Только вот маму он забыть не мог, как и она его.
Тайно от жены стал он приезжать в Алчевск, а путь не близкий. Останавливался всегда у тёти Маруси с дядей Васей. Тётя бежала к маме и сообщала о приезде отца. И та спешила на свидание (к этому времени мама уже была замужем).
Сколько раз отец приезжал к маме, я не знаю. Но появлялись его подарки, о которых мне стало известно лишь перед смертью мамы. Как-то она сказала мне, что когда её уже не будет, она хотела бы, чтобы я взяла себе на память красивый чайный сервиз. Сервиз был действительно красивый: нежно-розовые цветочки по золотистой чашке с золотой каёмочкой, а блюдца с широкой каймой цвета морской волны. И добавила, что сервиз подарил отец. Сервиз этот сейчас у меня дома. По праздникам я пью из него чай, угощаю гостей. И берегу его, как память о моих родителях.
Вы спросите, как я относилась к отцу? Не скрою, я его презирала за предательство по отношению к нам с мамой.
И в детстве, и в юности я ничего не хотела слышать о нём. А папой называла отчима, Виктора Петровича. И считала, что настоящий отец тот, кто тебя воспитал и вырастил. Я никогда не спрашивала маму об отце, хотя, конечно, по обрывкам разговоров взрослых, понимала, что воспитываюсь с отчимом. Он меня не обижал, помогал деньгами в институте. Был занятым человеком, возглавлял участок ВШТ( внешний шахтный транспорт) на шахте.
Соседи звали его «Петрович». Но всё же с высоты прожитых лет могу сказать, что отцовской любви мне не хватало.
Помню, как в институте мама подарила мне трикотажную кофточку. Я её очень любила, мне шёл красный цвет. Мама боялась мне сказать, что подарил эту вещь отец. Лишь на склоне лет мама открыла мне эту тайну, потому что догадывалась, что если бы я знала, что это подарок отца, я бы её никогда не надела.
Однажды, совсем внезапно для меня, отец приехал ко мне в Молочное, где я училась. Как он нашёл институт, общежитие технологического факультета - для меня осталось загадкой. Очевидно, адрес раздобыл у своей сестры, тёти Таисы.
Его приезд для меня был полной неожиданностью. В дверь постучали, и отец появился у нас в комнате. Я, конечно, его сразу узнала, так как была сильно похожа на него. Подробности той встречи не помню, но знаю, что пробыл он в Молочном два или три дня. Взял лыжи напрокат для меня и девчонок, и мы отправились на лыжную прогулку. Девочки из комнаты были в восторге от отца и твердили после его отъезда:
- Какой у тебя классный отец!
На меня же он не произвёл такого впечатления: я дичилась его, не разговаривала и никак не называла. Помню, возвращаясь с прогулки, мы с ним немного поотстали, или это девчонки деликатно решили нас оставить наедине, отец мне сказал:
-Назови меня хоть как-нибудь: Владимиром Емельяновичем, отцом, дядькой, ну что ты молчишь? Это мать тебя так настроила против меня?
Я ответила:
-Нет, мама Вас любила, это я сама.
Что хотел этот человек от меня? Чтобы я кинулась к нему на шею? Или он хотел оправдаться в моих глазах?
Помню, что он говорил, что никто не застрахован от ошибок, что он любил маму, и что жалеет, что так получилось. Но простить я его не могла очень долго…
Я помню, со слов тёти, что отец уезжал на заработки на Шпицберген. Был он там дважды. Во второй раз простудился и подхватил менингит. Поехал подлечиться в Гелинджик да так там и остался. Жил у какой-то женщины. Оттуда написал тёте, что хотел бы меня увидеть. Тётя Таиса сообщила его адрес и просила меня пригласить отца к себе в гости в Бечевинку. Тогда у меня уже была семья и двое детей, младшая ещё не родилась.
Было мне на то время чуть за тридцать. Но и тогда я ещё не могла простить отца. Это была не ненависть, я вообще очень доброжелательный человек, а скорее всего гордость или обида за прошлое…
Я ответила тёте, что если отец приедет сам, я его не выгоню и встречу как гостя, но сама приглашать его не буду.
Прошёл год, а может быть, и два. В письмах тётя писала, что отец болел. Я долго думала над предложением тёти и решила съездить к отцу, проведать его. Вот только когда я его простила…
Написала тёте письмо, просила уточнить его адрес и решила ехать.
И вдруг получаю ответ от Таи- сы Емельяновны, что отца нет в живых уже полгода. Я рыдала навзрыд, ругала се-бя, что не съездила раньше, что не написала. Но ничего исправить было нельзя…
Да, мы не вправе быть такими жестокими по отношению к своим близким. Пусть отец и не воспитывал меня, но он подарил мне жизнь, и я ему за это благодарна, хотя поняла это слишком поздно. Этой своей жизненной ошибки я не смогу простить себе никогда…
А мама моя любила своего Володю до конца жизни. Помню в 63 года (когда я в очередной раз гостила в Перевальске) она мне рассказала сон (а сны мама удивительно точно разгадывала) и спросила:
- Не знаешь, жив ли отец? Что-то сон нехороший приснился, что-то с ним не так.
Я успокоила её и сказала:
- Жив, мама, жив. Он в Геленджике живёт.
Отец в это время болел.
Правду говорят психологи, когда утверждают, что все наши комплексы из детства. Наверное, у меня из детства тянется комплекс недоверия к мужчинам. Я привыкла полагаться только на себя. У меня был счастливый двадцатидвухлетний брак, но с несчастливым концом. Я всегда верна была мужу и никогда ему не изменяла.
Когда его не стало, я искала похожего на него, не внешне, а хотя бы по отношению ко мне. У меня было много мужчин, но я не доверяла им, и когда считала, что роман исчерпан, первая оставляла мужчину. Я не могу себе объяснить такого странного своего поведения. В отношениях с мужчиной я скорее всего женщина-дочь, хотя обладаю сильным характером, большой волей и немалой жизнестойкостью. Мне необходимо убедиться в том, что меня любят, то есть мужчина ради меня должен быть готов на всё. Как я говорю: «Он должен для меня жить, работать, дышать». Это что-то из области фантастики, заоблачных высот... А вообще я считаю, что мужчина должен женщину завоевать, что же это за крепость, которая сдаётся сразу? Разве есть сейчас такие мужчины?
Вот и пребываю одна, хотя природа не обидела ни умом, ни внешностью, ни характером, ни в какой-то мере и талантом.
Как вы считаете, мой уход от мужчин первой – это комплекс из детства? И я боюсь предательства?
|
|
