 |
|
С высоты своей работы пилот с легкостью разграничивал хвастовство и желание поделиться радостью, ложь и своеобразный юмор. А ежедневные городские горизонтальные альпинисты не замечали разницы между игрой чувств и игрой на публику, хоть и были они азартны и игра была им присуща. Зрение они испортили еще в детстве, когда делали все не глядя, теперь же делают все не глядя по привычке, а зрение хорошее – ходят все в линзах – правда, односторонних - их видят, а они нет… Пилот же живет с широко открытыми глазами – для него нет стандартных линз, поэтому и эвересты его в разы круче и выше и ему некогда спасать альпинистов, даже сниматься «об этом» в фильмах… Признав это пилот арестовался и больше не приземлялся; больше его никто не видел, да и вверх, если честно, больше никто не смотрел…
Ты смотришь вверх и громко туда кричишь:
«Ты многих знаешь…расскажи мне о них…»
Они хорошие! Не многие, а только те, которых я знаю. И если хорошо знаю, то они, действительно, хорошие. Вот и все, что я могу о них рассказать. Конечно, знаю я о них гораздо больше, разумеется – не все, но то что мне нужно – все. Все обладают крайне-отличающимся общим сходством – чувство юмора. Оно не просто есть, а еще и пить, и спать заменяет. Больше общего у них нет, разве что небо – хотя и оно у каждого свое - не общее, разделенное на личные куски и доли. К стати – о доле; о доле правды в одной из последних шуток, мол «я продаю оружие» и «для своих - дешевле». Вот такие юмористы-каламбурщики, но и они запредельно хорошие!
А ее, одной из хороших, слово «запредельно», как и многие другие слова, используемые ей, а не наоборот – всегда к слову. И знает она, что дышать лучше вместе, где-то и с кем-то; если ты, конечно, не рыба – в этом-то случае – только жабрами, как ни крути. К тому же у рыбы не лицо и не морда, а «у рыбы фасад» и не потому что – «хорошая» архитектор, просто такая у рыбы судьба и оставила на ней свой отпечаток.
А у следующего хорошего нет отпечатков. Его пальцы ходят по струнам, а сам ходит туда, где он рад, что ему рады. Но тут же выбирает, где при этом еще и платят – не то, чтобы корыстный, но да- практичный. Поэтому и поет хорошо – чтобы не зря, и английский выучил из тех же соображений. При любой возможности посещает свой маленький город своими большими шагами, как чертовыми колесами.
А колеса – любимая тема, само собой – кромеего хорошей, у путешествующего хорошего. Далеко не явный наивный, но ездит при этом далеко. Кто-то называет это автостопом – для него же – это бесплатно, ну и автостопом в придачу. Ездит в определенные места на неопределенное количество времени. Но времени всегда не хватает, поэтому нет у него часов – так бы подарил. Хороший невероятно добрый и щедрый.
Следующая же хорошая безумно щедра на веру, не отрицая при этом правды. Она три в одном- оптимист, реалист и пушистая. Не может всему научить, но без проблем научит посещать места где учат. Главное ее услышать и слушать ее - тоже главное, и слышать главное из того, что она говорит. Поэтому – будьте внимательны – она всегда рядом и всегда по пути.
А есть и та, которая всегда в пути – это качественная хорошая. Всегда что-то ищет, и не то чтобы не может найти – видимо коллекционирует. И это не марки и не монеты – ни на что не меняет, но может просто отдать. Не просто кому-то, а отдать просто, чего бы ей это не стоило, когда искала.
А следующая хорошая – уже нашла и, вероятно - нашлась. Теперь же помогает это делать другим, используя свой опыт и позволяя использовать свой опыт, при этом акцентируя важности самостоятельной жизни и собственных решений, ни за кого не решая, но решая вместе. То что она нашла - никто не прячет, но то, что она нашла – многое значит.
А еще есть хороша, которая много значит, для хорошего без часов. Но сейчас не время говорить об этих хороших, главное – у них все хорошо.
У хороших – все хорошо!!и это очень даже не плохо…
Это хорошие, а еще есть мимо идущие – тоже стоящие.
Который день летает снег ,теряясь в зеленой траве. А они продолжают ходить по холоду, вместе с тобой, на левой твоей руке. Их шаги механические, интонации металлические – и речь уже не о твоих часах, а о минутах, оставшихся позади наших взглядов и позади наших слов с эффектами якорей. Часам бы тоже не помешал стоп-кран, например, когда нужна остановка, или наоборот-не нужна, если речь идет о сердце. Подарите стоп-кран хоть одним часам, и изменится весь мир, в сторону, противоположную часовой стрелке. В сторону вчера нас вернет стоп-кран и больше не попадем в завтра-капкан.
И завтра будет полдень.
Вышли в 12, вышли в улицу, вы шли вместе. Самое интересное – вы были в этом месте и еще в одном. В этом месте вас видели все, в другом же – видели вы друг-друга. Когда все смотрели на вас, вы были в другом месте и не видели никого, из тех, кто смотрел на вас, а наслаждались лишь присутствием того, на кого смотрели сами. В этом месте можно смотреть, но это место нельзя увидеть. Это место определенно есть, но не определено на карте. Это место очень везде, если очень захотеть и быть очень вместе. Есть оно и у вас. Где? Вам виднее. Нам же его не видно…
Как и ту, о которой говорят.
Говорят - она пишет песни, вот только, что в них пишет – не говорят, да и слышать не довелось текстов в ее исполнении. Вот бы услышать, хотя бы краем глаза заметить, как от голоса ее скорость света электрической лампы становится медленнее, осмотрительнее и внимательнее, начиная внимать разряды не тока, да и не только разряды, содрогающие сознание со знанием дела, голоса. И свет тогда поселится в ее гитаре, найдя там дом и приют, стерев свои старты, станет жить на финише и появляться только в финале. Говорят - она пишет песни - хороший финал для начала.
А вот, к стати, одно из начал.
Едешь, бывает на работу, за окном еще темно…нет…едешь с работы, за окном также темно, а настроение уже поменялось; и в этот момент замечаешь на окне, фокусируя взгляд, татуировку – отражение рядом стоящего человека. Рядом он стоит полу-боком, и лица не видно, а в этой плоскости с легкостью можно разглядеть все мелкие черты этой личности, с боку которые ни черта не видно.
Первое, что бросилось в глаза – белое пятно, довольно не четкой формы, отдаленно напоминающее большую яичницу со специями. Но аромат, доносившийся сбоку, заставил отказаться от этого предположения, ведь он во все горло кричал, что это ромашки. Взяв во внимание ноябрь – ромашки отчасти застыли, но эта определенность им явно нравилась, как и девушке, которая держала их точно не из жалости.
Стояла она с цветами, но стояла она одна. Сразу читалось, что одиночество оказывает на нее положительное влияние. С головой она укуталась в свой любимый Харьков, в поисках честности и четкости в его улицах, его жителях и их отношениях к этим самым улицам, и главное – к жителям «собственных» улиц. А эти жители дарят ей свои секреты гораздо чаще, чем цветы, хотя цветы при этом становятся ее, а секреты – так и остаются их.
У нее же нет секретов ,как и культа личности – тоже нет – стоит только оторваться от ее отражения, повернуться на 90градусов и узнать : в чай она кладет две ложки сахара, обои ее фиолетовые и салатовые и люстра ее не такая яркая, как она. А самое главное – она всегда счастлива, по крайней мере, насколько это возможно. И, возможно, в ваших силах – приумножить это счастье. К стати – дарить ей можно еще и хризантемы…
Что он и сделал, когда догнал.
Лифт на крышу увозит крайне редко, но дверь туда определенно есть. Поднимись пешком выше, перешагивая мусор и провода, избегая железок укусов и остерегаясь стеклянных бутылок льда. Устройся между антенн – молчаливых железных деревьев или пустых информационных тарелок. Найди затертый кабель, вьющийся черный стебель и проследи за пунктом его назначения – заглянув за пределы крыши – там тоже кто-то чем-то дышит, чем-то задыхается..
Этажом ниже, в смысле, на самом верхнем – стоит полная кофейная кружка и в ней давно не душно. Стоит уже целый час на распахнутом подоконнике балкона, пахнущем недавней ссорой. В раскалённый телефон подбрасывают дрова, просят прощения, используя, как всегда – не подходящие слова – не пазлы же. Да и поздно уже, если по телефону… Окно захлопывается и кружка соскальзывает вниз, выплёскивая кофе, как каприз. Низ не испугался – не убежал и ударил первым. Ударил насмерть – она пришла белыми безразмерными, как футболки, осколками.
Дверь из подъезда выпустила местного жителя (возможно – уже без невесты) – и нога налетела на эти осколки, как на вас на улице налетают гадалки.. Несомненно заметил – и землю уже не кофе окропил, но не остановился – и так уже отставал.. Бежал извиняться ..Над этим они будут еще ВМЕСТЕ смеяться, сидя на крыше.
Извинялся за то, что кофе она не любит..
По несколько секунд в день виделись, в лифте с третьими лишними. Но и тридцать дней в раз мало с третьими лишними и как трезвые с шишками – о чем-то жалеете. Заходя в лифт – гоните всех лишних, под предлогом, мол, душно, или нет этажей нижних, куда им всем нужно. И не дождавшись, пока закроются двери - начинайте во что-то общее верить, нажимать общие кнопки, пусть даже «стоп». Ведь это лифт – не гроб, вам он не враг хоть и мастак – выключать свет, издавать скрип, просто понял – что он влип и тоже третий лишний.Значит:просто пешком .. по ступеням простуженным. .чтобы мимо пройти. .этих лишних ..спешащих к ужину..
Лишних очень много – главное не перепутать.
Нет твоей фотографии выцветшей, стертой в нагрудном кармане, на которой ты в шортах. В кармане в картоне воспоминаний, понимаешь, нет. Зато голос твой золотой застрял в голове совсем не занозой, а звездной пылью зыбучей, и через время звучный, и не как время – прочный. По началу, ночью он прыгал по снам, как по кочкам – голос твой, солнечный луч личный. А потом – он стал вхож в ваш дом даже днем… Но дом вы зачем-то продали, хоть и себя не порадовали. Теперь остается включать свой внутренний диктофон, и жалеть, что не бьется картон, пусть выцветший, но над сердцем из строя не вышедшим.
И проснется от стука.
Проснется от сообщения, по ее мнению того самого, пусть и рано, но с радостью.
Держала телефон ближе, чем под подушкой, догадываясь, что это уже слишком и заряжала чаще, чем нужно – будто он мальчишка – и названивать будет, как колокол над монашкой. Стало быть - беспрерывно. Перестала быть нервной, оставаясь эмоциональной – что ли миндаль – специфичной: блестела - сталь, но нежная, как вуаль. Неоднозначная столь (неадекватная вволю). По-доброму неадекватная, знаете - с нашатырём вата. Не настолько, конечно, резкая, но , с визгами-брызгами (анти визами), как бутылка шампанского, изрядно омытая воздухом – тоже открытая – не поздно ведь, может быть.
Вечно-доверчива – хорошо хоть свечкой не гаснет, а только колечками в волосах на свитере виснет, о который слезы вытрет-снегом в марте растает, частички оставив соли, которые вы ли едва заметите. Все вы опять портите, как фотографию в паспорте...
Об этом пишет после стихи на парах о неудавшихся постных ссорах, в порах кожи ладони читая, что в пору уже все менять в буднях бурых.
И все опять на нервах.
|
|
