Александр Бондарев (Кировск): Тюлькогоны

 Проза  ziv  13.11.2011  0  106 reads

Тюлькогоны

Двое вышли из горной речки, отерли тряпицей ноги, опустили по колено закатанные штанины и торопко направились к костру. На березовом срубе сидел незнакомый человек, подкладывая в огненные ладони костра сухой валежник. Увидев приближающихся мужчин, он встал, радостно приветствуя:
- Доброго здоровья, рыбаки!
- И тебе не хворать! – ответствовал низкорослый с рябым лицом. – Как догадался, что мы рыбаки?
- Я видел с кручи, как вы елозили руками по дну, раков ловите.
- Сразу видать неместный. Какие раки, мил человек, на Севере?
- Верно, неместный. По своему почину приехал из Питера подсобрать байки и былички. Меня Аркадием зовут.
- Карякин, - представился Леха, подавая озябшую красную руку. – А это мой кореш, Василий Ратазяев.
- До быличек дело еще дойдет, подсобим и с байками. Для сугрева души и тела требуется принять, - и Ратазяев разлил в пластиковые стопки «Хортицу».

Выпили еще по одной за знакомство, закусывая завтраком туриста и помятым зеленым луком. Гость потянулся к рюкзачку, извлекая из карманчика на молнии плоскую баклажку с серебряной наклейкой и колбасную нарезку. Опрокинув еще по одной, разговор завязался о том, о сем, в общем ни о чем. Это была завязка, обещавшая развитие действия и кульминацию. Гость опрокинул стаканчик вверх дном и заявил:
- Мне больше не наливать!
- Больше, чем себе я не налью. Как скажешь, Аркаша. Мы люди смирные и с понятием, неволить не станем. Коли так, мы с Лехой будем принимать в рабочем порядке без отрыва от разговора. Готовь карандаш фабрики Сакко и Ванцетти и выражайся на бумаге.
- На то у меня диктофон имеется. Чик кнопочку и запись сама пошла.
- Включай технику, а мы успеем еще разок приложиться к непитой водице.

Лет сорок назад в этой речонке с названием Жемчужка мы с Карякиным набирали по тазику жемчуга. Он помельче будет морского и продолговатый, как косточки дикой маслины. Дома растирали жемчуг в порошок, посыпанный им харч употребляли. Мы рахитом недомогали, организмы требовали кальция. Так укрепляли косточки жители Кочкинска, Кособочинска и Крутогорска.

- Остальной жемчуг куда девали? - нетерпеливо заерзал Аркаша.
- Остатки сдавали на свиноферму по пятаку за штуку.
- Да свиньям-то зачем он? - удивлялся гость, приподнимаясь от волнения.
- Свиньям запаривали отруби, сыпали в них перлы и скармливали, чтобы зубы не выпадали. Беззубая хрюшка жиру не нагуляет! Верно?
- Верно, - соглашался Аркаша, - да дорого поди мясо жемчужное обойдется.
- Обычная цена. Жемчуг на Севере ничего не стоит. Это апосля шмекеры стали мастерить ожерелья на прибыток. Отсель и крылья выросли - метать жемчуг перед свиньями. Каково? А?
- Да что Кочкинск, что Жемчужка, - распалялся Васька, ожидая подступающего куража, как оргазма, - то ли дело Варзуга. Месторождение аметистов у Мыса Корабль, Часовня Безымянного Инока Терского, Нулевой меридиан, Святой источник равноапостольного князя Владимира. А песни поморов! А кулебяки и рыбники! Чудо! Это Богом поцелованное и веками намоленное место! А далее по Белому морю - село Умба! Там памятник поставят Патрису Лумумбе! Слыхал такого?
- Нет, не слышал, - засовестившись, признался Аркадий.
- Как не знаешь? Ты, случаем, не деревенский? - раздражался Ратазяев.
- Что ты! - обиделся Аркаша. - Я питерский, коренной! А кто он?
- Расскажу, а прежде, коренной ты наш, накапай несколько булек. Машинка не спортилась? Не то я повторяться не люблю.

В южной Африке жил парнишка, звали его Патрисом, по-нашему Петей. Он сбоку крепко смахивал на Пушкина. Днем работал с артелью на банановой плантации, а по вечерам гнали самогон из банановой кожуры, добавляя каку макаки для градусов. Как-то проезжал верхом на слоне заместитель вождя племени зулусов. Обменялись ритуальными балачками:
- Два на один!
- Банан едим!
- Лук да кокос!
- Жуем до слез!
- Тюр-лю-лю-лю! - разнеслось по джунглям, и мартышки заметались на лианах.
- Соплеменники! Хлопцы загорелые! Да будут вечно сухими набедренные повязки! Кто поедет в Россию учиться?

Все помалкивают, только кокосами трескают. Петро поднимается и говорит:
- Свет-Хорос, несравненный верховодец, дозволь слово молвить.
Тот поднимает ухо слона, что означает - валяй.
- А в России есть бананы?
- Ты что, с пальмы упал? Это северная страна. В ней сахар под ногами, но не сладкий и холодный, снегом называется. Русские лепят из него тотем чистоты и поклоняются ему. Три шара разной величины ставят один на один: ноги, туловище, голова. На голову надевают ведро и к боку, заместо копья, приставляют метлу. У зулусов это сооружение называется памятником дворнику.
- Я буду учиться, господин, да будет небо над тобой прямо, а не вкось, и слону не сносить подков, покуда не вырастет из семени баобаб.

Который на слоне и говорит ласково, по-отечески:
- Ступай, Петрусь, в бамбуковый офис и набери в тростниковый чемодан подорожников: вяленого черепашьего мяса, паштета из язычков колибри, ананасов да на гостинцы печеных крокодильих яиц.
- А сколько дозволяете взять?
- Если сытно, то много, а если честно, то мало.

Он пришпорил слона и ускакал в джунгли.
Парнишка оказался способным к наукам. Он быстро овладел языком и на третьем курсе университета отправился в экспедицию на Белое море. Увидев, красивое, словно расписное пасхальное яичко, село, он воскликнул:
- Лум-Умба! - что означает: «Если есть на свете рай - так вот это место! Благословенны люди, живущие в этом краю!»

Очарованный благолепием, Петя опустил в море тотем - тигровый коготь на шнурочке из оческов агавы. С тех пор и закрепилось за селом название Умба. Изменил и Петр свою фамилию. Позднее университет Дружбы народов в Москве стали называть именем Патриса Лумумбы.

- Вы тюльку гоните? – недоверчиво спросил Аркаша, глядя почему-то на молчаливого Карякина.
- Теперь нет, раньше гнали, когда здоровье было, – непритворно вздохнул Ратазяев. – Это ж смену сидьмя просидеть на заднице. На то седалищные мускулы надобно иметь. А было это в эпоху, когда рубль был рублем, и все ходили в товарищах. Мы с Лехой приперлись в рыбколхоз «Красная губа». В Хлопоткоме нас рекомендовали, в Тюлькоме утвердили, в кадрах оформили тюлькогонами. Председатель втюхал нам несвежую лекцию о промысловой солидарности рыбаков от Красной губы до Красного моря. Меня даже хотели повесить...
- Вася, не бреши! Это меня хотели повесить.
- За что такая немилость, мужики? Антисоветчина? Саботаж? Забастовка?
- За успехи в социалистическом соревновании вешали на Доску почета. Уже и фотографию обрамили, да Цигель отклонил мою кандидатуру за неявку на субботник.
- Ладно, Карякин, плесни в бальзанки для заточки памяти.
- А ты, Василий, не забегай наперед. По порядку и помедленнее веди сюжет. Товарищ студент не догоняет.
- Во-от, - протянул Ратазяев, сладко затягиваясь презентованной духмяной сигаретой, и продолжил разматывать повествование:
- Тюлькогоны на карбасах заходили в озеро подалее от берега губы. Веслами плюхали по воде, пугая рыбу. Она, ткнувшись об отмель береговую, устремлялась обратно в глубину. А туточки ей путь загораживал бредень, который тянули рыбаки. Бредешок так себе, метров двенадцать, но с мотней. Мы с Карякиным держали курс полукружьем к берегу, метров в десяти от балберок. Бывало, в смену тонн по пятнадцати нагоняли тюльки. Мы о ту пору водку не бражничали, ходили в кружок по пошиву дамских сумочек из рыбьей кожи.
- Ну а тюльку везли на продажу?
- Мелкотню на питание курам и свиньям для привесу. Мясо рыбьим душком отдавало, потому и порешили скармливать в зверосовхозе голубым песцам, чтобы мех на шкурке блестел. Любопытный факт открылся: если салом кормить рыбу, она не имеет привкуса свинины.

Мы с Лехой давненько списаны на берег из маломерного флота. Обнаружили на задних полушариях мозоли в аккурат с черепашьи панцири. Но первый тост завсегда за рыбаков.
- А каков он у рыбаков?
- Ни плавника, ни чешуйки!
- Эх, вернусь в Питер и замахнусь на статью в журнале под названием «Жемчужный Север».
- Сту-у-дент! – укоризненно протянул Ратазяев. – Бери выше – Золотой Север!
- Это почему золотой? Золотые прииски имеются?
- Мы, северяне, и есть золотой запас страны. Наш северный поэт, - Ратазяев с гордостью взглянул на Карякина, - вот так написал:
Не жалели мы в сердце тепла,
Север Крайний добро не остудит,
И не надо иного добра, -
В осень – злата, зимой – серебра!
Вот так и пропиши про Север, микрофонный ты наш!

Если Вам понравилось творчество автора, можете его оценить.
Рейтинг 0/5
Рейтинг: 0/5 (0 голосов)
Print article