 |
|
Еще несколько дней назад, когда Ари смотрела с высоты этажа, на котором жила, на город, на окружающий плотной стеной город лес, она не видела ни одного желтого листочка, ни одного пятнышка иного цвета, кроме сплошной массы зрело-зеленого цвета, который обыкновенно бывает в конце теплого и дождливого лета. Но вчера, возвращаясь в автобусе из соседнего городка, она услышала разговор сидящих напротив пожилого мужчины и мальчика с огромными васильковыми, точно сапфиры, глазами, должно быть внука:
- Завтра придет осень, - сказал мужчина, вздыхая и устало глядя в окно. Его изборожденное морщинами худое лицо, потертая, вылинявшая ветровка и видавший виды рюкзак указывали на бывалого, хорошо знающего местные приметы человека.
- Почему? – удивился мальчик, вертя кудрявой русой головой по сторонам. – Ведь еще рано. И тепло, нет никаких признаков осени. Так почему? – нетерпеливо повторил он свой вопрос.
- Не знаю, - подумав, глухо ответил мужчина, - но после первого августовского похолодания всегда начинают желтеть листья. Много лет наблюдаю это. Вот посмотришь завтра…
Ари не знала, станет ли мальчик с глазами-сапфирами проверять завтра, но сама решила обязательно посмотреть. Ее всегда удивляло, как незаметно, но быстро меняются по осени картины за окном, как только что пышная крона дерева, под которым была густая, большая тень, вдруг оставалась с жалкими десятками листвы, а совсем зеленое дерево неожиданно становилось желтым или красным, малиновым или бардовым. Ведь, в самом деле, не могло же такое произойти за одну ночь. Значит, бывало какое-то начало, которое она почему-то пропускала, упускала из внимания, а обращала – лишь когда перемена столь ярко бросалась в глаза, что не увидеть было невозможно. И вот теперь она обязательно все рассмотрит сама, заглянет за ширму осени в тот самый первый момент приготовлений, когда она только-только меняет свой наряд. Когда ее самый первый выход… Первый выход в свет…
Проснувшись, Ари первым делом выглянула в окно – все было зеленым, как и прежде. «Обманул, дедушка! - усмехнулась она своей наивности. – Поверила, что вот так осень нагрянет! Ведь только август – какая осень может быть – еще слишком рано!»
Но тем не менее на работу Ари пошла окружной дорогой через лесок, чтобы хорошенько рассмотреть все деревья. Вдруг, да что-то случилось в лесу!
И случилось, и она увидела! Правда, в этот день только внимательному взгляду осень открывала свое незримое присутствие. Она показалась только тому, кто хотел ее увидеть.
Осень словно только пробовала краски, только примерялась, сама сомневаясь: а пора ли, готова ли природа, не рано ли она пришла. Она словно только настраивала свой осенний инструмент увядания, но чуткая природа уже ловила эту забытую мелодию и послушно откликалась на нее.
Вот чуть приметно, всего на один тон, прижелтила береза свою роскошную гриву, другая тоже, едва заметно, но бурой бронзы подмешала горсть в сочную листву. Чуть потемнела крона у рябины, осины, наоборот, светлее стали, словно побледнели, будто за ночь немного выцвели, иль вымокли под прошедшим тихим дождиком.
А вот и первая желтая прядка, совсем маленькая, с десяток соломенно-лимонных листиков, но робкой струйкой засветилась на молоденькой березе.
А там мелькнул пунцовым огоньком рябины лист, другой рубиновой сережкой качнулся в кроне зелени, будто играл он с кем-то в прятки. А третий, один-единственный под ивой, лежал на голом мокром тротуаре печальный одиноко.
Вот словно несколько монеток обронил рассеянный прохожий на асфальт – округлые листочки под березой – как новенькие меди пятачки почти забытых лет далекой юности…
Ари любила осень. В каждой поре года она находила много чудесных моментов, но осень была особенной порой. Зима нравилась Ари торжественностью и ослепительной чистотой свежевыпавших снегов, таинственностью сказочных аллей и долгими гудящими метелями. Весна одаривала пробужденья радостью, звала надеждой или призрачной мечтой, цвела благоухающими майскими садами. А летом все кипело жизнью, все наливалось соком зрелости, гремело грозами, палило зноем.
Но только осень щедро даровала такую негу чувств, такой чудесный хоровод воспоминаний, мыслей, настроений, что казалось, будто бы Ари попала на феерический природы бал. Ее пленяли синева и мощь осеннего бездонья неба, и горы туч, гонимых ветром, и полыхающее буйство красок засыпающего леса. Ее незримо завораживал своей волшебной красотой осенний каждый упавший лист. Ей нравилось бродить усыпанными золотой листвой тропинками по зыбкой легкой тени кленов и осин, и растворяться в грустном карнавале о прощании.
Ее околдовывали осенние, но такие сочные последнего наряда запоздалые цветы, ей нравилось смотреть, как листья, паруса огня, плывут тихонько по течению реки, плывут, покачиваясь, и незаметно скрываются за дальним поворотом. Ей нравился сам воздух осени, в прозрачной мягкости, в дурмане соков увядающих цветов, в настое поздних горьких трав. И в тихих улочках витающий густой и сладко-терпкий аромат петуний с клумб, и тонкой свежести, едва приметный аромат арбузов, и дух янтарных дынь с прилавков овощных палаток.
Ей нравился и ветер осени и тишина, и сила глубины осенней зыби неба и его незабываемая нежность. «Небес безутешная нежность…»
В раскрытую ладонь Ари неслышно опустился желтый лист – подарок осени. Совсем маленький, несмелый, трогательный, скользнул откуда-то с березы, а она подставила ладонь, точно испугалась, что разобьется, если упадет он на асфальт.
Вдруг свежести волной прошелся ветерок по лесу, – жестяным шелестом заговорила крона у осины, качнулась тонкая рябинка, вся в алых гроздях, протяжно-глухо зашуршали кряжистые ивы.
«Сегодня пришла осень… так, здравствуй, осень!.. и спасибо… что показала мне свой первый лик…» - Ари пошла тропинкой, заросшей крапивой, неся в руке, как золотистый огонек, подаренный ей осенью листочек.
Сегодня пришла осень…
Мама… Здравствуй, моя мама, моя, не принявшая меня, мама.
Это твой не родившийся сын Алешка… Мамочка, если бы ты знала, как больно сейчас моей душе, но я не виню тебя.
Ты была молода и беспечна, а я хотел нарушить твою привычную жизнь - ты испугалась меня.
Я хотел прийти, но ты устрашилась трудностей.
Я хотел прийти, но ты побоялась своих родителей.
Я хотел прийти, но ты не любила моего отца и не хотела от него ребенка.
Мама, я желал помочь тебе, но ты увидела во мне лишь обузу и преграду к своему счастью. Ты меня не узнала - а я и был твоим счастьем…
Я хотел прийти, но тебе хотелось всем нравиться.
Я хотел прийти, но тебе хотелось полной свободы.
Я хотел прийти, но тебе хотелось других интересов в жизни.
И вот теперь я здесь, на Небе, а ты на Земле… Ты не видишь меня, а я вижу тебя, и вижу, как ты теперь страдаешь, и как одиноко тебе там.
Но я ведь шел наполнить твою жизнь радостью и счастьем, а ты предпочла печаль.
Я ведь шел наполнить твою жизнь светом, а ты предпочла темноту.
Я ведь шел наполнить твою жизнь теплом, а ты предпочла холод.
Тогда прости меня… Я нес в своем сердце столько чистой любви. Я хотел быть рядом с тобой и всегда улыбаться тебе. Я так хотел родиться на этой Земле… а ты убила меня, мама…
И все равно… я люблю тебя…
Твой Алешка…
У природы нет иной погоды - в ноябре положено «дождеть». А если нет такого слова в великом русском языке, то скажу иначе - сыпать мелким дождиком с утра до вечера, без конца и без края.
И позднее промозглое утро, и ранний стылый вечер, и понурые мокрые дома, и оголенные деревья и кусты, и ползущие по раскисшей дороге машины и измазанные с ног до хвостов грязью уличные собачонки, и усталые, уныло-озабоченные лица прохожих, спешащих по своим делам, большим и маленьким, важным и не очень, и откровенно пустяковым - всё залито одним свинцово-серым холодным цветом, цветом поздней осени.
Загрустил, задумался Художник, затосковал о чем-то о своем, а рука с кистью машинально водила и водила по холсту, закрашивая его в унылый цвет.
Но нет! Но…жизнь идет… И она прекрасна!
Вот мой взгляд встретился с глазами незнакомца… Один лишь взгляд, мгновенье, миг, а мир снова распускается яркими красками! Один лишь миг - а это целая вечность, один лишь миг, а глаза успели рассказать так много.
Мы прошли мимо друг друга, но мир стал иным. Встрепенулся, ожил Художник, посветлело доброй улыбкой его уставшее лицо, и окунул он свою кисть в краски. И загорелся золотом куст поздних хризантем у соседней калитки. А рядом закачались другие, малиновые с белым, чтоб первым скучно не было и одиноко. А на раскидистом караиче, погрузившемся в легкую дрему, зашелестели, заволновались чудом уцелевшие от непогоды два маленьких рубиновых листочка. Нежно трепетали их тонкие тела, а они все спешили и спешили рассказать друг другу о чем-то важном и сокровенном, о чем не успели поведать летом.
Тучи низкие и угрюмые, лохмато-синие, разорвались, уступив кусочек небу, яркому, светлому, умытому синью и дождем… Проворный лучик солнца игриво пробежался по моей ладони, скользнул по земле и снова скрылся за толстым слоем пелены.
И снова зябко зашелестел, зашептал свою бесконечную песню моросящий осенний дождь…
А я иду по лужам и знаю, что за тучами всегда светит солнце и знаю, что сказки всегда заканчиваются СЧАСТЛИВО!
|
|
